Знатоки севера, старые полярники, знаменитые исследователи арктических стран, нашли нужным высказать свое компетентное мнение по этому вопросу, все сильнее и сильнее волновавшему умы. Их вывод состоял в том, что наихудшее, чего следовало опасаться, была потеря экспедицией обоих кораблей. Однако тут же указывалось, что одновременная их гибель очень мало вероятна. При этом приводились следующие доводы. В арктических морях не бывает тех страшных бурь, которые так опасны для кораблей, плавающих в южных широтах. Трудно предположить, чтобы оба корабля одновременно разбились о подводные рифы или береговые скалы. Еще невероятнее допущение, что оба судна погибли вместе от пожара. Наконец, что касается специфических арктических опасностей в виде ледовых сжатий или ударов со стороны мощных торосов или айсбергов, то, во-первых, странно было бы представить себе одновременную их гибель от этих напастей, а, во-вторых, именно против напора льдов и ударов льдин «Эребус» и «Террор» были самым основательным образом защищены. Если же все-таки оказалось бы, что вследствие рокового стечения обстоятельств оба корабля погибли одновременно или почти одновременно, то, по мнению авторитетов Арктики, из этого нельзя было делать вывода о гибели всего, к тому же столь опытного, экипажа. В этом отношении считались очень показательными далеко не единичные случаи гибели во льдах китобойных судов, команда которых спасалась на лед, по нему добиралась затем до суши и в конце концов благополучно возвращалась на родину.
Собственно говоря, год и даже два года полного отсутствия всяких сведений об экспедиции были для того времени сроком недостаточным, чтобы возбудить в хладнокровно рассуждающем человеке чувство беспокойства. В соответствии с этим многие требовали от своих сограждан спокойствия и терпения. Дело в том, что именно в случае какой-либо неудачи следовало ждать получения скорых вестей от экспедиции Франклина, тогда как в случае удачного выполнения плана рассчитывать на них было просто неразумно.
К тому же за последние годы ни один китолов не добирался до пролива Бэрроу, а встретить Франклина в другом месте Арктики было некому. Что же касается склянок с записками, содержащими сведения о местонахождении экспедиции, то рассчитывать сколько-нибудь определенно на нахождение их было невозможно, так как оно всецело зависело от случая. Наконец, сами участники экспедиции предполагали провести в Арктике не один, не два года, а несколько, может быть даже пять-шесть. Сам Франклин учитывал возможность неоднократных зимовок во льдах и в соответствии с этим обеспечил экспедицию всем необходимым, и, в первую очередь, продовольствием на три года. Впрочем, вычисленные адмиралтейством рационы оказались при этом настолько велики, что правильнее было рассчитывать имеющийся запас по крайней мере на четыре года. Наконец, проявленная Франклином заботливость при заготовке дичи показывает, что заявление его, будто он надеется в случае необходимости просуществовать с наличными запасами целых семь лет, было вполне продуманно и серьезно. Если при этом учесть, что хотя в инструкции и ничего не говорится о многолетнем пребывании в Арктике, но нет в ней и прямого запрещения провести здесь несколько зим, то становится ясным, что все беспокойства о судьбе экспедиции были преждевременными. Наоборот, все, кому известен был настойчивый характер ее начальника, неспособного бросить дело при частичной неудаче и вернуться с полпути, склонны были думать, что на этом примере оправдывается французская пословица: отсутствие вестей — хорошие вести.
Первым человеком, официально высказавшим свои опасения относительно судьбы Франклина, был никто иной, как Джон Росс. Джон Росс явился со своим заявлением в адмиралтейство уже 28 сентября 1846 года, то есть всего лишь четырнадцать месяцев спустя, считая со дня, когда экспедиция распрощалась с последним из встреченных китобоев. Росс предложил свои услуги в качестве начальника поисковой экспедиции, но в ответ получил отказ. Адмиралтейство высказало Россу свое уважение к человеколюбивости и смелости его, но заявило, что предложение его считает преждевременным. Но Росс был не из уступчивых людей и повторил свое предложение сначала в январе, а потом в феврале следующего года. При этом он ссылался на какие-то особые планы Франклина, будто бы развивавшиеся им накануне отъезда в одной из конфиденциальных бесед с ним, с Россом. Тогда адмиралтейство согласилось запросить мнение выдающихся исследователей Арктики — Парри, Сэбина, Джеймса Росса и Ричардсона — относительно рациональности предложения Джона Росса. Все они высказались против него, считая вместе о адмиралтейством несвоевременной отправку спасательной экспедиции. При этом мнение этих людей, знавших Франклина лично, было таково, что Франклин не из тех, кто для видимости примет предложенный ему план, а в действительности будет помышлять действовать по своему собственному усмотрению. Кроме того, никому из них Франклин ничего подобного рассказанному Россом не говорил, и потому эта сторона дела была ими просто поставлена под сомнение. Взгляд этих четырех полярников был по этому вопросу таков, что будь у Франклина какие-либо особые мысли или планы действия, то он со свойственной ему прямотой изложил бы их не одному частному лицу, а самому адмиралтейству.
Почти одновременно с Россом поднял голос в защиту необходимости послать поисковую экспедицию доктор Кинг, спутник Бака во время его поездки к устью реки Большой рыбной. Он повторно обращался в адмиралтейство и к министру колоний с призывом начать розыски Франклина. Кинг советовал послать подкрепление экспедиции, по всей вероятности, затертой во льдах, указывая путь для этой партии вниз по Большой рыбной реке к морскому побережью. Письма Кинга адмиралтейство даже не удостоило ответом.